руках её дрожал ковш. Миша выпрямился, помотал головой, прогоняя муть перед глазами и хрипло ответил:

– Всё хорошо, просто вызовов много.

Телефон очень вовремя отозвался короткой трелью.

– Хвойная, дом шесть! Папе нехорошо, он всё время кашляет!

– Выезжаю!

Он поднялся, держась за спинку стула, поймал немой вопрос в глазах матери, слабо улыбнулся:

– Я сделал укол, сейчас он спит, а проснётся – пойдёт на поправку. И побольше тёплого питья…

– Спасибо вам огромное!

Миша смутился и поспешил на улицу.

Воронок встретил его рокотом движка и запахом нагретого металла. Миша похлопал его по капоту, вскарабкался на сиденье и погнал в сторону частного сектора.

После седьмого вызова Миша чувствовал себя выжатым лимоном на дне пустого стакана. Он медленно вышел на крыльцо. Руки дрожали. Хотелось лечь ничком в сугроб и не вставать до весны. Всё время чередовал формулы, избегая обратки и не расходуя силу на себя.

Распогодилось, сквозь облака проглядывало солнце. Воробьи на дереве оглушительно обсуждали свои нехитрые дела. Веяло близким и до сих пор не замёрзшим морем.

Тренькнул телефон.

– Слушаю…

– Мишенька, Потапов беспокоит…

– Что у вас, Андрей Иваныч?

– Не у меня, Мишенька… Шаман в гостях. Худо ему. Тебя зовёт…

– Шаман?!

Миша скатился с крыльца, в два прыжка добрался до Воронка и, не отряхиваясь от снега, нырнул внутрь. Егерь Потапов жил на выселках, дальше только глухие окольные тропы вдоль берега. Сейчас через весь посёлок надо мчаться. Миша бросил взгляд на датчик. Стрелка колебалась у предельной черты.

– Воронок, милый, не подведи!

Уазик взрыкивал от нетерпения, пробивая колею к дальней улице, до которой ещё не добрался Митяй. Выселки он не жаловал, там его рвения начальство не заметит…

Миша не понимал таких людей. Сам он приехал сюда не выслуживаться, а заниматься любимым делом рядом с любимой женой. Лена была родом отсюда, и другой судьбы не представляла. А он не мог представить жизни без своей Леночки…

Впрочем, это уже три года как и не жизнь. Он просто скользил по инерции, пока последние силы не закончатся…

Лена стала чахнуть на глазах после того, как не вышло с ребёночком. Сначала держалась, отшучивалась, ещё и Мишу успокаивала. А потом слегла и уже не вставала. Медицина оказалась бессильна. Миша потерял надежду и смирился с неизбежностью. Машинально ездил на вызовы, помогал людям, а сам каждую секунду прислушивался к телефону, ожидая рокового звонка от сиделки.

Он зашивал егерю рваную рану предплечья, когда тот вдруг схватил его здоровой рукой за плечо и, глядя прямо в глаза сказал:

– Тебе к Шаману надо. Если кто и поможет, то только он. Давай, отведу. Он сейчас недалеко…

Воронок заглох за километр до цели. Миша выбрался из машины, похлопал по горячему капоту и поспешил вверх. Идти по склону было трудно, снег к обеду просел, уплотнился. Ботинки быстро промокли. Миша тяжело шагал, слабея с каждой минутой. Но опять опоздать он не мог, иначе вообще всё в этой жизни не имело смысла.

Шаман долго молчал, глядя в костёр, а потом кивнул ему, словно собеседнику, и перевернул котелок с кипящей водой. Миша отшатнулся от облака пара и искр, а Шаман засмеялся:

– Хорошая реакция. У тебя получится.

– Что получится? – спросил Миша, утирая лицо рукавом.

– Всё.

До избы егеря оставалось метров сто. Ноги не гнулись, воздух застревал в горле. Миша упрямо штурмовал скользкий склон.

Формулы звучали как полная абракадабра. Хотелось плюнуть и уйти, но Шаман достал нож и полоснул себя по запястью. Миша охнул, схватился за сумку в поисках бинта.

– Формула! – рявкнул Шаман. – Первая!

И сразу всё получилось…

В небе сияло солнце. Снег отливал слепящей синевой. Стало жарко, как летом. Миша подумал, что если упадёт, то уже не встанет.

Он летел домой, не разбирая дороги. Формулы катались на языке острыми горошинами. Забыть их было невозможно, и всё же он непрерывно повторял, словно пытаясь на ходу докричаться до Леночки. Воронок надрывался на заснеженных подъёмах, жалобно звякал чем-то снизу, но ни разу не заглох, домчал. На обледеневшем крыльце Мишу встретила сиделка. Он всё понял по её лицу…

«Истаяла» – сказал потом Шаман. – «Вернуть никак нельзя. Спасай других, сила в тебе проснулась».

Егерь встряхнул его, приводя в чувство:

– Мишенька, ты как?

– Нормально, – прохрипел Миша. – Проведите меня к нему.

– Да вот он, на завалинке…

Шаман сидел, привалившись к стене. Глаза закрыты, губы сжаты в тонкую полоску. Миша нащупал жилку на его запястье. Пульса нет. Совсем.

– Последняя какая была? – спросил Шаман обычным голосом.

– Вторая, но…

– Это хорошо…

Он открыл глаза и отнял у Миши свою руку, чтобы почесать нос.

– Худо мне, всё болит. Давай вторую…

– Так обратка же…

– Давай! – рявкнул Шаман.

И Миша невольно произнёс заветные звуки, понимая всю неизбежность дальнейшего…

Отдача была такой, что он просто растворился в навалившейся горячей тьме. И вынырнул из неё тысячи лет спустя. Всё в тот же солнечный зимний полдень. Живым и полным сил. Сидящим на завалинке рядом с задумчивым егерем Потаповым.

– А где Шаман? – осторожно спросил Миша.

Егерь прикурил от бычка беломорину, выпустил в синее небо белое облачко и, проводив его взглядом, пожал плечами:

– Истаял…

– 

Транжира

Ирина Зауэр

г. Новокузнецк

Тускло-серый рассвет разбудить Мару не смог – это сделала проехавшая с грохотом карета; а вот не ложись на обочине рядом с дорогой. Она встала, покряхтывая, тело за ночь затекло, пришлось еще свернуться клубком вокруг котомки с вещичками. Попытка привести в порядок лохмотья закончилась ничем. Мара повздыхала и потопала в сторону города, откуда её выставила стража.

Весна украсила обочину солнечниками. Жаль, что ярко-желтыми они были лишь в запертых наглухо бутонах. Зелень травы тоже можно было рассмотреть лишь у самых корней, если наклониться к земле. В мире осталось лишь два цвета – грязно-белый и темно-серый, но поговаривали, что и они выцветают, что это те самые Последние Времена, и когда не останется цвета – исчезнет и жизнь. Мара не верила в байки. Кроме одной – цвет имеют и вещи, которые нельзя потрогать. Например, слова. Вообще всё новое ярче.

Поэтому, когда она увидела валявшийся на обочине листок, то подняла его, отошла в тенёк, чтоб рассмотреть добычу.

Там были набросанные торопливо, но разборчиво стихи. Прекрасные от первых строк, где кто-то описал восхитительное – «будет закатный алеть восток, буйный смиряя пламень» до последней в строфе – «Каждому дню –